Фильмы о страсти так и просятся на зуб. Тем более о страсти дворянской – с шубами в грязь и деревеньками на кон. Мало смысля в пружинах чести, порассуждать о ее невольничестве у нас всякий горазд – а особенно фабриканты газировки и ночные охранники, которым ночами делать нечего.

Однако внутри постановщика Мизгирева бродит всякое, дикое и подлинное, и особо над ним не позубоскалишь. Всю свою биографию он снимал кино о мутных и грязных побуждениях современного российского плебса. О молодом отморозке-опричнике, поступившем в менты с целью гнуть столицу в бараний рог («Кремень»). О железной библиотекарше, торгующей в поездах книжным фондом и духовностью («Бубен, барабан»). О чокнутом офицере, пущенном по следу дезертиров для водворения их в дисбат («Конвой»).

О том, что сохранить достоинство и волю в мире мелкого паскудства дано только конченым психам. Шальным. На всю голову скособоченным. Как вдруг оказалось, что эта схема без помех переносится в поздний XIX век – время первых на Руси бешеных денег, миф о благородстве которого создан горе-монархистами и тренерами верховой езды. Что требуха у надворных советников и техников по эксплуатации одинаково склизкая и неприятная на вид. И что есть у нас даже писатель, который на штормах вокруг адских сумм, гадских унижений и мяклого огурчика на тарелочке создал целую литературу и зеркало национальной души. «Дуэлянт» – фильм о герое Дюма, попавшем в Петербург Достоевского», – определил предмет картины ее продюсер Роднянский, ссудивший на проект столь же немалые, что и у Парфена Рогожина, деньги (их в кадре видно).

Там злато и помои, тьма и азарт, гниль и ассигнации. Там вечная, вселенская, босховско-германовская грязь по ступицы карет. Там люди с пышными фамилиями Липранди и Беклемишев творят раблезианские низости и есть что поиграть даже таким напрочь заездившим свою звездность артистам, как Петр Федоров и Владимир Машков (а иных в дорогие постановки и не берут). С ними режиссер Мизгирев тоже умеет управляться: «Бубном, барабаном» он вернул в высшую лигу великую забытую актрису Негоду. Знает, как вытрясти из селебрити плохо запрятанное внутреннее зверство. Сам такой.

Дабы показать: человек низок, жаден и подл во все времена, в том числе ошибочно почитаемые благородными. Внутри него темно и сыро – как и в городе русской позолоты Санкт-Петербурге, изрядно располагающем к маниакальности. Носители чистых помыслов, пройдя все отпущенные им кузни, шипы и тернии, становятся мизантропами. И из всего этого можно сделать такое кино, что черти побросают кочерги, станут цокать языком и восхищаться: «Ну прям как в жизни!»

Ибо щедро проплаченные подлость и месть – материи весьма киногеничные, весьма

Источник