Своей громокипящей сексуальностью А.С. Пушкин был обязан, вероятно, своему деду – африканскому княжичу Абраму Ганнибалу. Тот, по отзывам современников и даже Валентина Пикуля, содержал крепостной гарем и вообще славился пылким темпераментом. Вот и лицеист следовал зову крови с юных лет.

А я, повеса вечно праздный, Потомок негров безобразный, Взрощенный в дикой простоте, Любви не ведая страданий, Я нравлюсь юной красоте Бесстыдным бешенством желаний.

Его однокашник С.В. Комовский вспоминал: „Пушкин любил приносить жертвы Бахусу и Венере… Пушкин был до того женолюбив, что, будучи еще 15 или 16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей во время лицейских балов взор его пылал, и он пыхтел, сопел, как ретивый конь среди молодого табуна«. В Лицее Пушкин увлекался хорошенькими современницами – сестрой товарища Катериной Бакуниной и, к примеру, крепостной актрисой Натальей, которой он посвятил такие строки:

Так, Наталья, признаюся, Я тобою полонен; В первый раз еще — стыжуся — В женски прелести влюблен.

Но вскоре обнаружилось еще одна грань его сексуальности – любовь к проституткам. В 1817 году он закончил Лицей и получил полную свободу действий. П.К. Губер приводит переписку князя П. А. Вяземский с А. И. Тургеневым 1818 года: „Сверчек прыгает по бульвару и по б..., Но при всем беспутном образе жизни его он кончает четвертую песнь поэмы. Если бы еще два или три...... так и дело в шляпе. Первая ......... болезнь была и первою кормилицей его поэмы«.

„Старое пристало к новому и пришлось ему опять за поэму приниматься — радуется кн. Вяземский: — Beнера пригвоздила его к постели».

„Пушкин простудился, — доносит Тургенев летом 1819 года,— дожидаясь у дверей одной б...., которая не пускала его в дождь к себе для того, чтобы не заразить его своею болезнью. Какая борьба великодушия, любви и разврата!« Одним из его развлечений было заявиться к сводне и изводить ее притворной разборчивостью. Рассказывали, что одна содержанка публичного дома даже жаловалась на Пушкина в полицию, поскольку он растлевал ее «овечек».

В этом противоречии между возвышенным служением красоте и маргинальным галопированием по публичным домам проходит весь романтический период жизни поэта. Он увлекался великосветскими красавицами и, несмотря на свою почти уродливую внешность, пользовался большим успехом. Если женщина его привлекала, то он исполнялся артистизма и очарования, штурмовал ее блеском остроумия и безудержным темпераментом. Современники говорили, что сквозь маску фавна в Пушкине порой виделся полубог. Очень показательна эта двойственность в его отношениях с Анной Керн: ей он посвятил бессмертные строки «Я помню чудное мгновенье…» - и о ней же в письме Соболевскому грубо заметил: «Уеб наконец эту Керн».

Пушкин вообще, судя по всему , не делал секрета из своей личной жизни. В 1829 году поэт сам составил список своих любовей и увлеченностей и поместил его с иллюстрациями в альбом Елизаветы Николаевны Ушаковой.

Этот список дал обильное поле деятельности для отечественных филологов, поскольку многие дамы легко вычисляются по хронологии и именам, а иные остаются загадками. Подробно об этом документе пишет П. К. Губер в своем замечательном исследовании «Донжуанский список Пушкина».

А на момент сватовства к 16-летней красавице Наталье Гончаровой он признался о жене друга, княгине В. Ф. Вяземской: «Натали — моя сто тринадцатая любовь».

Но следует отметить, что, женившись, поэт завязал с непотребствами – по крайней мере, страсть к проституткам исчезла. Вероятно, это связано с разочарованием в идеалах романтизма, крахом декабристского движения и началом нового, реалистического этапа в творчестве поэта.

Источник