Простуда

Если ты учитель и ты заболел, то ты сидишь дома и лечишься, лечишься, лечишься; если ты учитель по скайпу и ты заболел, то ты сидишь дома и работаешь, работаешь, работаешь.

Проверочное слово

Настал, думаю, мой черёд давить на жалость: обвязался шарфом, взял в руки дымящуюся кружку с жаропонижающим, веду урок русского языка.

— Скажи мне, пожалуйста, в слове «ядовитый» какая первая гласная?

— «Е».

А ведь когда дети болели, я проявлял к ним, кажется, гораздо больше милосердия, не бил так больно и страшно.

— Почему, — говорю, — вдруг «е»-то? Проверочное слово какое? Ядовитый, значит, содержащий — что?

— Йод.

— Ясно.

Развязал шарф, отложил в сторону кружку: всё равно толку никакого.

Городок Дулут

Сегодня я внезапно вспомнил сериал «Фарго». Был там, если не ошибаюсь, такой городок Дулут, штат Миннесота. Я имею в виду тот самый городок Дулут, вечные снега которого на протяжении восьми серий подряд обагривали кровью невинных. Так вот, через десять минут я начну урок русского языка с новым учеником, и, как можно догадаться, живёт мой новый ученик в городке Дулут. Помолился бы за меня кто-нибудь.

Замена

В дни, когда я не поспеваю с корабля на бал (читай: с урока на спектакль), я загодя приезжаю в театр, сажусь в зрительском фойе, открываю ноутбук и с чистым сердцем проповедую детям спряжения глаголов. Поскольку все виды моей квартиры паства уже давно заучила, любую смену декораций в кадре они отмечают без малейшей ошибки:

— А где это вы? — спрашивает меня сегодня ученица. — Вы что, не дома?

— Не дома, — сознаюсь я. — В театре.

— Зачем в театре?

— Видишь ли, у меня сегодня спектакль. Опоздать я не мог. Поэтому вот приехал заранее. Проведу сейчас с тобой урок и пойду в гримёрную.

— Но вы же болеете!

— Болею, — отвечаю я, потупив голову. — Но выбора нет! Нельзя же отменить спектакль!

— А как же замена?

Замена?

Один только звук этого тяжёлого, как вздох режиссёра, слова парализует всё моё тело. Я проглатываю язык и принимаюсь мелко-мелко мотать головой.

— У вас что, нет замен?

Я продолжаю мотать головой, отгоняя от себя несчастье.

— Почему у вас нет замен?

Я тихо нашёптываю под нос: чур меня, чур… чур меня, чур...

— Да почему вас не заменят, я не пойму?

— Да потому, — вскрикиваю я наконец, не выдержав, — что я незаменим!

Ребёнок вдруг странным образом затихает, приняв на веру вопль о моей исключительности, — а вот коллеги по сцене, сидящие здесь же, в фойе, проявляют, кажется, куда больше скептицизма: во всяком случае, так я объясняю себе внезапные оскалы на их нежных, родных лицах.

Календарь

16:00 – 18:00 — Саша, Арина (Москва)

18:00 – 19:00 — Веня (Лос-Анджелес)

20:00 – 21:00 — Миша (Швеция)

22:00 – 23:00 — Арсений (Марсель)

23:00 – 0:00 — Ролан (Дулут)

Чтобы не сойти с ума, я веду электронный календарь. Вот, скажем, моё расписание на 5-е октября. Айфон выделяет этот день среди остальных и помечает оранжевой праздничной меткой: «День учителя». Что? Ах ну да, день учителя.

Гоголь

«Говорит Садко-купец, богатый гость:

— Видно, царь морской требует

Живой головы во сине море.

Делайте, братцы, жеребья вольжаны,

Я сам сделаю на красноем на золоте,

Всяк свои имена подписывайте,

Спускайте жеребья на сине море:

Чей жеребий ко дну пойдет,

Таковому идти в сине море.

Делали жеребья вольжаны,

А сам Садко делал на красноем на золоте,

Всяк свое имя подписывал,

Спускали жеребья на сине море.

Как у всей дружины хоробрые

Жеребья гоголем по воде плывут,

А у Садка-купца — ключом на дно…»

Что жеребий вольжаный — это кусок дерева с вырезанной на нём меткой, — к этому времени я дитяте объяснил; но былину прочесть не реку перейти; и вот уже возникает новый вопрос:

— Я не поняла, — спрашивает дитятя, — а что значит “гоголем плывут”?

— Это значит: плывут и не тонут, как птица гоголь. Знаешь такую?

— Нет, не знаю.

В занятиях по скайпу есть свои премудрости, и вот одна из них: ежели дитятя не знает, что такое дышло, или, скажем, бивак, или вот даже тот же самый гоголь, то не надо, я считаю, сходить с ума и рисовать в воздухе пышные узоры, стараясь разъяснить неразъяснимое, а надо просто залезть в гугл и загуглить гоголя. Я в этом деле давно наловчился и проворачиваю его теперь в три взмаха детских ресниц:

— Какая прелесть! Какая чудесная утка!

Дитятя разглядывает присланный мной снимок белогрудой птицы, а я с мошеннической улыбкой продолжаю урок:

— Знакомься, пожалуйста. Это гоголь. Только не путай с писателем, хорошо?

— Хорошо.

— Есть птица, а есть Николай Василич, хорошо?

— Хорошо.

— Ты поняла?

— Поняла.

Вздохнув горделиво, я собираюсь уже вернуться к книге, как вдруг замечаю в глазах дитяти разгорающееся пламя чудовищной догадки: зрачки сверкают, белки полыхают.

— Так-так-так, — говорю я опасливо и тихо, как всегда это со мной бывает на пороге погибели. — Скажи мне, милая, что именно ты поняла?

— Жил-был писатель, а потом умер и превратился в птицу.

— Нет! Нет-нет-нет, моя дорогая, нет! Я неловко выразился, я ввёл тебя в заблужденье! Никто и ни в кого не превращался! Его просто так назвали, вот и всё!

— Люди назвали птицу в честь писателя?

Я замираю с раскрытым ртом и вглядываюсь, как в первый раз, во фразу, с которой всё началось: «Жеребья гоголем по воде плывут…» Кто бы мог подумать, что эта безвинная строка обернётся пучиной... А ведь дальше будет ещё строка, и ещё, и ещё, и каждая будет таить в себе опасность... Уж сколько раз паду я в эти бездны, разверстые вдали…

— Видно, царь морской требует живой головы во сине море, — шепчу я, готовясь тонуть, и всё равно делаю последнюю попытку. — Моя дорогая, всё было не так. Всё было ровно наоборот. Это имя писателя произошло от имени птицы. Понимаешь?

— Да, понимаю, — отзывается дитятя. — Только объясните тогда, как можно было назвать ребёнка в честь птицы, тем более, если он великий русский писатель!?

Тут я издаю короткий вздох и ухожу с головой под школьную хрестоматию.

Эксперимент

Учитель всегда должен точно формулировать задачу, ибо каждая его неточность может быть использована против него.

На прошлой неделе я попросил свою пятиклассницу написать дома текст, который бы содержал все изученные к этому времени словарные слова. Сегодня на уроке, согнувшись в три погибели от тяжести удара, я прочёл двухстраничный рассказ. Привести его целиком мне не позволяет внезапная мигрень, но несколько цитат я, пожалуй, осилю:

«Косьба напала на фонтан, фонтан упал на тротуар, тротуар написал рапорт на молотьбу, потом они состязались в беге на триста метров. <...> Вожжи сварили фирменный щавелевый суп и угостили им людей на республиканских баррикадах. <...> Неувядаемый панцирь собачонки изредка участвовал в спартакиадах. <...> Эксперимент с изморозью был описан в брошюре, сброшен с парашюта и оценён жюри на пять баллов».

— Дорогая моя, — завыл я в камеру, добравшись до конца, — что это такое?

— Это текст, Фамиль.

— Да. Но что с ним, с этим текстом? Он заболел? Ему удалили смысл?

— Вы сказали только, что он должен содержать словарные слова. Про смысл вы ничего не говорили.

— Я тебя понял...

Эксперимент с абсурдом был описан в дневнике, сброшен в фейсбук и оценён жюри на пять баллов. Увядший мозг учителя от дальнейшего участия в спартакиаде отказался.

Открытка

Сегодня в театре мне передали торжественную посылку: пакет, в пакете всякое вкусное, полезное, красивое и плюс ещё открытка. На обложке угрюмый бородач — вылитый я в скайпе; исключение составляют только бицепсы: у меня их, к сожалению, нет; а этот, сволочь, их прямо накачал — так вот, угрюмый бородач стоит с тяжёлым походным рюкзаком, забитым до отказа заснеженными горными пиками, на краю высокой пропасти и с отчаянием глядит в пустоту. «Поздравляю с днём учителя! Желаю покорить все вершины! Миша из Швеции!» Я был тронут.

Источник